Сообщают, что положительное сальдо в торговле с Индией за первое полугодие составило 30 млрд долларов, с Турцией — 20, с Китаем — 10. Иначе говоря, в России зависло фантиков и камушков со стекляшками на сумму в 60 млрд долларов, с которыми неясно, что делать. При этом импорт из указанных стран идет потоком, но «туда» отправляется все равно гораздо больше.
По сути, теперь Россия — это сырьевой придаток Индии в первую очередь, потом Турции и в некоторой степени Китая.
При сохранении сложившегося положения по итогам за год мусорных валют в российской кубышке станет уже на сумму в 120 млрд долларов, и это не считая бразильские реалы, венесуэльские боливары, зимбабвийские доллары и прочие нигерийские найры.
А 120 млрд долларов — это, между прочим, уже 12 трлн рублей. Половина от запланированных в 2023 году доходов бюджета в 26 трлн рублей.
Россия — щедрая душа, конечно, но чтобы настолько — это, надо признать, круто.
Но тут нужно понимать: 12 трлн за 2023 год — это цена «поворота на Восток». Цена утраты европейского рынка, за который Россия вела бесконечную борьбу и войны на протяжении всей своей истории. И «поворот на восток» — это признание поражения в этой вековой борьбе. Поколениями российские руководители отгрызали себе место на нем, но тут пришла питерская братва и за тридцать лет все эти сотни лет спустила в отхожее место. Гении управления.
А 12 трлн, замороженных в фантиках — это в добавок к расходам на СВО, которые, мягко говоря, тоже умопомрачительны — как сообщили англичане, они составят в этом году примерно 30 процентов всего бюджета, то есть плюс-минус 8 трлн рублей.
Будем откровенны — 12 трлн рублей, конвертированных в бусы и ракушки и 8 спущенных в окопы триллионов — это почти весь бюджет. На все про все останется 6 трлн. Неудивительно, что рубль падает: девальвация — чуть ли не единственный способ увеличить рублевую массу в бюджете.
Понятно, что профессиональные экономисты с таких раскладов весело посмеются и сообщат, что не все так плохо, и я сразу безоговорочно с ними соглашусь. Но вопрос здесь совсем в другом.
Дичайшие расходы «в никуда» на самом деле имеют неэкономическое объяснение — это ресурс, который режим вбрасывает на удержание своей устойчивости. Других способов у него на самом деле нет. Проект развития, куда он может вложить ресурс, у него отсутствует. Старый проект обанкротился и, собственно, привел к нынешнему печальному положению. И именно потому, что его продолжают реализовывать (буквально на днях Путин в очередной раз сообщил, что углеводородному топливу альтернативы нет), ничего другого, как воевать и терроризировать население, режиму не остается.
Почему — тоже давно известно. Смена модели — это смена элиты, а вместе с этим — и утрата ею своей собственности, непосильно награбленной у страны. Поэтому она будет цепляться за власть до последнего, убивая вокруг себя всё и всех, как смертельно раненый крокодил, бьющий вокруг хвостом. А когда умираешь, то уже совершенно неважно, сколько ты потратишь на то, чтобы глотнуть воздуха еще хотя бы раз.
Проблема в том, что мы-то не умираем. Мы живы и будем жить и после этого режима. Кого, конечно, он не успеет убить. Поэтому для нас вопрос цены является очень важным — хотя бы потому, что после того, как это чудище издохнет, оставшимся и выжившим восстанавливать всё то, что он разрушил. То есть — всё.