Эрдоган победил и победил предсказуемо, несмотря на очень серьезные проблемы в первом туре выборов. И дело не столько в поддержке действующего президента менее образованной и провинциальной частью турецкого общества, и тем более не в административном ресурсе, на что ссылаются либеральные комментаторы. Дело в политике оппозиции, которая не готова была говорить с большинством населения, с социальными низами, тоже демонстрировавшими недовольство, но не готовыми сделать выбор в пользу политики, предлагавшейся Кылычдароглу (не случайно, по мере развития избирательной кампании оппозиция не наращивала свои позиции, а теряла их).
Об этом на «Рабкоре» после первого тура выборов очень точно говорил Александр Рыбин, назвавший Кемаля Кылычдароглу «турецким Зюгановым»:
Это оппозиция, которая не готова, боится и не хочет брать власть. У неё нет четкого проекта, нет социальной миссии, нет внятных ответов на вопросы текущей повестки, кроме призыва избавиться от действующего правителя. В этом турецкая и российская политика крайне похожи, если только не делать поправку на несравненно больший уровень демократии в Турции (причем речь даже не о текущем моменте, когда сравнивать Россию приходится уже с африканскими государствами, да и то далеко не со всеми). Даже в относительно благополучные времена «управляемой демократии» Владислава Суркова, уровень открытости и подлинности турецкой политики был на порядок выше. В России политическую дискуссию в 2000-е годы заменяла более или менее изысканная демонстрация симулякров, а в последующее десятилетие поддержание даже видимости политической конкуренции превратилось в неразрешимую для власти задачу.
Тем не менее проблемы Эрдогана не только не решены, но по большому счету лишь начинаются. Серьезным предупреждением для него является то, что даже такая оппозиция смогла довести дело до второго тура и оказалась в двух шагах от победы. Страна расколота надвое и отторжение действующего президента и его курса стало очевидным фактом для большинства жителей крупных городов (что, впрочем, тоже знакомо и россиянам). Тем не менее главная проблема Эрдогана не в оппозиции, а в нем самом. Он в значительной мере исчерпал свой потенциал и свою миссию. Перспективы дальнейшего усиления державы в рамках неоосманского проекта по меньшей мере спорны. Руководство страны должно маневрировать и находить тактические решения, но за этим скрывается стратегический тупик. Как часто бывает, источник будущих трудностей — в прошлых успехах. Их надо развивать, на их основе надо строить что-то новое, а существующая власть может лишь продолжать старое. Турции нужен не возврат к «доэрдогановское» прошлое, которого всё равно уже не будет, а новый проект, объединяющий «продвинутые» крупные города и процветающие регионы «туристического» побережья с глубинкой, нуждающейся не в «традиционных ценностях», а в стимулах для развития.
Крестьяне, переселившиеся в города на очередной волне индустриализации, сделались основным электоратом Эрдогана, но их дети уже становятся не сельскими мигрантами, остро переживающими конфликт с непривычными модернистскими ценностями, а горожанами во втором поколении, рабочими, служащими и интеллигентами. Именно это молодое поколение городских низов массово перешло в лагерь оппозиции, объединившись с традиционными средними слоями Анкары и Стамбула в остром желании перемен. Социальная демография растущего и, главное, развивающегося турецкого общества уже работает и будет работать против Эрдогана. Однако на данный момент эти новые общественные потребности так и не нашли своего политического выражения. Если и когда это произойдет, преобразования станут не только неизбежными, но и достаточно быстрыми. Вопрос в том, как это будет соотноситься с процессами, происходящими в России. Пока что приходится констатировать, что в плане свободы, демократии и политической зрелости турецкое общество далеко впереди нас.